– Голубушка, я не знаю, где вы были и чем занимались, да и знать не хочу. Но вы изменились.
– Да, я перекрасила волосы…
Миссис Фарли покачала головой.
– Я привыкла видеть вас приходящей поздно и уходящей рано, вечно куда-то торопящейся и такой утомленной. Такой беспокойной. Привыкла к тому, что вы выглядите… как тень. Как высохший лист. Снаружи вроде человек, а внутри пустота.
Высохший лист! – вознегодовала я мысленно. – Тень!
– Но теперь вы просто расцвели! Вы выглядите здоровее, увереннее, счастливее… – Она отпила кофе и вновь подалась вперед. – Чем бы вы ни занимались, милая, вам это пошла исключительно на пользу.
– О… Спасибо. – Я смущенно улыбнулась. – Знаете, я и чувствую себя иначе. Пожалуй, я наконец-то расслабилась. – Я пригубила кофе, откинулась на спинку кресла, переваривая услышанное. – Больше вижу, больше замечаю…
– А что телефон звонит, не замечаете, – мягко укорила миссис Фарли, указывая на мой карман.
И правда. Я достала аппарат.
– Извините, надо ответить.
Я откинула флип, и в динамике прозвучал голос Кеттермана.
– Саманта, мы вас ждем.
Я провела в офисе три часа, общалась по очереди с представителем Юридического общества, с двумя старшими партнерами и с каким-то типом из «Третьего Юнион-банка». К обеду я совсем выдохлась. Сколько можно повторять одно и то же и смотреть на одинаково каменные физиономии?! От офисных ламп разболелась голова. Я забыла, насколько в помещениях «Картер Спинк» душно и сухо.
Понять, что происходит, мне не удалось. Юристы – чертовски скрытная публика. Я узнала только, что кто-то ездил к Арнольду домой. Ну и ладно. Пускай никто мне этого не говорит, но я-то знаю, что была права. Что сумела реабилитироваться.
После очередной беседы мне принесли тарелку сэндвичей, бутылку минеральной воды и булочку. Я встала, потянулась и подошла к окну. Чувствуешь себя заключенным, честное слово. В дверь постучали, и вошел Кеттерман.
– Еще не все? – спросила я. – Уже несколько часов прошло.
– Возможно, мы опять захотим с вами побеседовать. – Он указал на сэндвичи. – Подкрепитесь.
Я больше не могла оставаться в этом помещении. Надо хотя бы ноги размять.
– С вашего разрешения я пойду прогуляюсь. – Я выскочила из комнаты прежде, чем он успел возразить.
Едва я вошла в дамскую комнату, все женщины, которые там находились, умолкли и повернулись ко мне. Я шмыгнула в кабинку; мне было слышно, как они перешептываются. Стоило выйти, как в меня буквально вонзился десяток любопытных взглядов.
Ни одна ни ушла!
– Значит, вы вернулись, Саманта? – спросила Люси (мы с ней сталкивались по работе).
– Не совсем. – Я подошла к раковине, пустила воду, чувствуя спиной их взгляды.
– Вы так изменились, – проговорила другая девушка.
– Ваши руки загорели, – заметила Люси. – У них такой оттенок! Вы были на курорте?
– Э… Нет. – Я загадочно улыбнулась. – Но спасибо, приятно слышать. А у вас как дела?
– Неплохо. – Люси кивнула в подтверждение своих слов. – Работы много. На прошлой неделе записали дополнительно к оплате шестьдесят шесть часов. Две ночные смены.
А у меня три, – сообщила другая. Тон был небрежный, но я видела, что она гордится собой. А под глазами вон какие тени. Я что, тоже так выглядела? Бледной, замученной, напряженной?
– Здорово! – похвалила я, вытирая мокрые руки. – Ладно, я пойду. Увидимся.
Я вышла из дамской комнаты и направилась в комнату, где оставила Кеттермана, погруженная в мысли. Тут меня окликнули.
– Саманта! Боже мой, это ты!
– Гай?! – Я вскинула голову. Он спешил ко мне по коридору, стройный, загорелый, улыбка даже ослепительнее обычного.
Я никак не ожидала его увидеть. Пожалуй, наша встреча слегка выбила меня из колеи.
– Какая ты! – Он схватил меня за плечи, вгляделся в лицо. – Выглядишь фантастически!
– Я думала, ты в Гонконге.
– Прилетел сегодня утром. Меня уже ввели в курс дела. Черт побери, Саманта, в это невозможно поверить. – Он понизил голос. – Только ты и могла его раскусить. Чтобы Арнольд… Кто угодно, но не он. Все шокированы. Ну, те, кто знает. – Гай перешел почти на шепот. – Расследование еще продолжается.
– Я понятия не имею, что там происходит, – пожаловалась я. – Мне никто и слова не сказал.
– Скажут, – уверил Гай. Он сунул руку в карман, достал наладонник, сощурился. – Все только о тебе и говорят. Я знал с самого начала. – Он поднял голову. – Знал, что ты не ошибалась.
Я не поверила своим ушам. Да как он смеет?
– Разве? – ядовито переспросила я, когда ко мне вернулся дар речи. – Видно, меня память подводит. Помнится, кто-то говорил, что я совершила ошибку. И назвал меня безответственной.
Застарелая обида обожгла сердце. Я отвернулась.
– Я говорил, что другие считают, что ты совершила ошибку. – Гай перестал набирать текст на своем «Блэкберри», нахмурился. – Брось, Саманта. Я поддерживал тебя. Был на твоей стороне. Спроси любого!
Ну да. И потому отказал мне, когда я просилась немного у него пожить.
Вслух я этого говорить не стала. Было и прошло. Замнем для ясности.
– Ладно, проехали.
Мы пошли по коридору. Гай не отрывался от наладонника. Да он как наркоман, подумалось мне, ни на секунду расстаться с этой штукой не может.
– Куда ты все-таки пропала? – Он наконец соизволил убрать «Блэкберри». – И чем все это время занималась? Ты ведь не официантка, правда?
– Правда. – Меня позабавило выражение его лица. – Я нашла себе работу.
– Я знал, что ты не сломаешься. – Он удовлетворенно кивнул. – У кого?
– Э… – Я замялась. – Ты их не знаешь.