– Нет! – завопила я. – Нет, не просто, черт возьми! – И швырнула книгу через кухню. Она врезалась в дверь.
– Какого дьявола?.. – возмутился мужской голос.
В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге появился Натаниель: ноги словно древесные стволы, обтянутые джинсами, волосы сверкают в лучах заходящего солнца. За плечом у него болтался рюкзак; он выглядел так, словно собирался домой.
– Все хорошо?
– Отлично, – пробормотала я. – Все отлично. Большое спасибо. – И махнула рукой: мол, иди. Он не пошевелился.
– Я слышал, вы готовите что-то особенное, – проговорил он, оглядывая кухню.
– Да. Совершенно верно. И сейчас как раз… самая сложная… э… стадия. – Я бросила взгляд на плиту и не сдержала крик: – Черт! Подливка!
Не знаю, что произошло. Подливка выбралась из сковородки, растеклась по духовке и уже начала просачиваться наружу. Вид у нее был, как у той волшебной овсяной каши, которую варит чудесный горшок, не умеющий самостоятельно останавливаться.
– Выключите ее, ради всего святого! – воскликнул Натаниель. Он в два шага очутился возле меня, вытащил сковородку и поставил ее на плиту. – Что это за бурда?
– Не ваше дело! – огрызнулась я. – Обычные ингредиенты…
Он заметил на столе баночку, взял ее в руки и недоверчиво уставился на этикетку.
– Пищевая сода? Вы насыпали в подливку пищевую соду? Этому вас учили… – Он оборвал себя и принюхался. – Постойте-ка. По-моему, что-то горит.
Я беспомощно наблюдала за тем, как он открывает нижнюю духовку, надевает перчатку и ловким движением вынимает поддон, усыпанный чем-то вроде крохотных черных пулек.
Турецкий горох! Совсем про него забыла.
– А это что такое? – поинтересовался Натаниель. – Кроличий кал?
– Горох, – буркнула я. Щеки горели, однако я вскинула подбородок, пытаясь изобразить хладнокровие. – Я сбрызнула его оливковым маслом и поставила в духовку, чтобы он… расплавился.
– Расплавился? – ошарашенно повторил Натаниель.
– Размягчился, – поспешила я исправиться.
Натаниель поставил поддон на плиту и сложил руки на груди.
– Вы знаете хоть что-нибудь о приготовлении пищи? – спросил он.
Прежде чем я успела ответить, в микроволновке гулко громыхнуло.
– Боже мой! – заверещала я. – Боже мой! Что это?
Натаниель заглянут внутрь сквозь стеклянную дверцу.
– Что-то взорвалось. Что вы туда засунули? – требовательно спросил он.
Я отчаянно вспоминала – и никак не могла вспомнить. В мыслях царил полный кавардак.
– Яйца! – внезапно осенило меня. – Ну конечно же! Я варила яйца для канапе!
– В микроволновке? – поразился он.
– Чтобы сэкономить время, – объяснила я. – И нечего на меня рычать!
Натаниель выдернул из розетки штепсель и повернулся ко мне с угрожающим видом.
– Вы ни черта не смыслите в готовке! Вы лжете! Никакая вы не экономка! Не знаю, что вы затеяли…
– Ничего я не затевала! – перебила я, шокированная его подозрениями.
– Гейгеры – хорошие люди. – Он посмотрел мне в глаза. – Я не допущу, чтобы им причинили вред.
Господи Боже! Неужели он решил, что я… Что я – какая-нибудь авантюристка и злоумышляю против хозяев этого дома?
– Послушайте… – Я вытерла пот, заливавший глаза. – Я не собираюсь никого грабить. Хорошо, я не повар. Но я очутилась здесь благодаря… недопониманию…
– Недопониманию? – Он хмуро пожал плечами.
Да. – Мой ответ прозвучал чуть более резко, чем мне бы того хотелось. Я опустилась на стул и помассировала поясницу. Бог мой, до чего же я устала. – Я убегала от… обстоятельств. Мне нужно было где-то переночевать. Гейгеры решили, что я пришла наниматься в экономки. А на следующее утро я плохо себя чувствовала. Подумала, что уж утро продержусь. Понимаете, я не планировала задерживаться. И деньги их мне ни к чему, если уж на то пошло!
Тишина. Наконец я подняла голову. Натаниель стоял у стола со сложенными на груди руками. Лицо его все еще выражало недоверие. Глядя на меня, он снял с плеча рюкзак, достал бутылку пива, предложил мне. Я помотала головой.
– Отчего вы убегали? – поинтересовался он, сворачивая пробку.
Внутри у меня все сжалось. Я была не в состоянии поведать ему правду.
– Обстоятельства… Ситуация… – Я снова опустила голову.
Он сделал большой глоток.
– Личные проблемы?
Я помедлила с ответом. Мне вспомнились годы, проведенные в «Картер Спинк». Все время, которое отдавала работе, все мои жертвы. И последний трехминутный звонок Кеттермана.
– Да, – сказала я. – Личные проблемы.
– И долго это у вас тянулось?
– Семь лет. – К своему ужасу я ощутила, что к глазам подступают слезы. Почему, почему они все текут? – Извините, день выдался… тяжелый…
Натаниель оторвал кусок бумажного полотенца, ролик которого висел на стене, и протянул мне.
– Ваши личные проблемы остались позади, – заметил он ровно. – Не нужно за них цепляться. Нет смысла оглядываться.
– Вы правы. – Я вытерла глаза. – Да. Мне нужно понять, как жить дальше. Здесь я оставаться не могу. – Я взяла бутылку «Creme de Menthe», предназначенного для шоколадно-мятного суфле, налила немного ликера в подставку для яйца и сделала глоток.
– Гейгеры – хорошие хозяева. – Натаниель снова пожал плечами. – Могло быть гораздо хуже.
– Да уж… – Я скривилась. – К несчастью, я не умею готовить.
Он поставил бутылку на стол, вытер губы. Руки у него были чистыми, но я заметила грязь под ногтями. Да и сама форма рук выдавала в нем человека, копающегося в земле.
– Я могу потолковать со своей матерью. Она умеет готовить. И может научить вас основам.